Пролог
Скучное начало скверной истории

Тридцать семь — рубеж жизни. Точнее, один из нескольких, но важных, рубежей. Не то, чтобы это была старость, вовсе нет. И все же на душе появляется противное, неявное чувство то ли страха, то ли грусти, то ли огорчения. Тринадцать лет до пятидесяти. Тринадцать лет — это очень много, особенно, если жить каждый день сполна. Однако тринадцать лет — это ровно столько, сколько до двадцати четырех. Они прошли, а значит, пройдут и эти, следующие, тринадцать. Когда-то пятьдесят лет казалось старостью. Теперь начинаешь думать: "пятьдесят — расцвет сил". Да, пожалуй, и шестьдесят еще не конец... До двадцати пяти все любят свой день рождения. После он становится одним из самых нелюбимых дней в году.

Хуже того: накануне тридцати семи сами собой лезут в голову мысли о смерти. Волшебники, бывает, что живут и больше ста. Но далеко не все и не всегда. Зато для маглов тридцать семь — как раз половина жизни. Еще столько же и пора отправляться... Куда отправляться? А вдруг там все-таки нет ничего, ну совсем ничего? При одной мысли об этом на душе бежит холодок. Из всех религий почему-то больше всего хочется, чтобы правдой оказалось реинкарнация. Чтобы умереть, родиться, и снова пережить все лучшее, что было в юности и ранней молодости. Чтобы увидеть новый, незнакомый век. Чтобы еще раз пойти в школу, влюбиться, закончить ее... Да, наконец, чтобы снова было двадцать два, снова надеть лучший смокинг с венской "бабочкой" и в первый раз войти в большой свет. Чтобы снова год, пять, десять, пятнадцать были не временем. Ведь что такое пятнадцать лет, если через пятнадцать тебе всего тридцать пять?

— Я вчера читал "Махабхарату", — Гектор Трэверс подвинул пустую чашку и нервно забарабанил по столу. — Знаешь, у индийцев удивительные представления о загробной жизни, — удовлетворенно сказал он. — Смерть это сон. Умирая — видишь свет, затем ограду поля. Каждая душа знает ее, что перейдя ее назад уже не вернёшься. Надо уйти за нее, перейти поле и снова увидишь свет. Только новорожденным, — слабо улыбнулся он, поправив плечо домашнего светло-коричневого пиджака.

— Меньше занимайтесь глупостями, — миссис Марина Трэверс откинулась в кресле, поправив белый чепец. — Вам скоро сорок — пора задуматься о личной жизни!

Гектор подавил тяжелый вздох. Матушке в декабре исполнилось шестьдесят восемь, но она чувствовала себя вполне бодрой. Карие глаза ярко сияли на побитом морщинами лице, что не мешало ей одеваться в дорогие наряды от "Мадемуазель Адели". Миссис Трэверс была полячкой — дочерью знатного польского волшебника Ваерского, бежавшего от русских в Лондон в далеком шестьдесят третьем году. Отец — Гарминус Трэверс — влюбился в нее без памяти еще на пятом курсе, но добивался до самого выпускного бала.

— Вы же знаете, матушка, что не получилось. Что я могу поделать? — развел руками Гектор. — Я сделал все, что мог. — Глядя на мать, он с замиранием думал о том, какой ужас должен испытывать человек, достигнув ее возраста. Если уж он волнуется накануне тридцати семи, то матушка...

— На Клементине свет клином не сошелся, — хмыкнула миссис Трэверс, помешав чай. — Забудьте про нее. Пусть сидит старой девой.

— Вы правы, матушка. Туда ей и дорога, — нахмурился Гектор. С годами он все больше напоминал покойного отца: высокий, темноволосый, с коротким носом и пронзительными черными глазами, поверх которых сидело неизменное пенсне. Худые плечи удивительно сочетались с объемным животом, из-за чего мистер Трэверс мог шить фрак только на заказ.

— Вот это уже другой разговор, — подтвердила мать. — Кому она нужна, тридцатилетняя дубина? Через двадцать лет — "тетя Тротт и кошка сели у окошка". Поищите что-то более реалистичное.

Рассеянно посмотрев на позолоченный подсвечник, Гектор задумчиво поводил пальцами по столу. Курить хотелось ужасно, но мать не выносила запаха табака, чуя его буквально за милю.

— Что поискать? — устало вздохнул Гектор. — Двадцатилетней я не нужен: ей нужны сверстники. А свободных тридцатилетних днем с огнем не сыщешь. Растить придаток какой-то разведенки я не намерен, — презрительно скривился он.

— Никто вас не заставляет растить чужой придаток, — брезгливо поморщилась мать. — Но, например, Кэтрин Розье...

— Ей же только девятнадцать, — сокрушенно вздохнул Гектор. — Начнет гулять...

— Тогда ждите вашу ненормальную Клементину, — скривилась миссис Трэверс. — Послал же Бог шизофреничку, — посмотрела она в пол. — И обязательно достанется моему сыну.

— Клементина умная... — покачал головой мистер Трэверс. — Чуть ли не поэтесса, — посмотрел он в окно с горькой улыбкой.

— Что-то я не видела ее томика стихов, — хмыкнула женщина. — Ваши публикации я вижу. А где ее творения? Или она непризнанный гений, не написавший ни одно произведения? — кашлянула дама.

— Зато облик актрисы, — съязвил Гектор.

— Погорелого театра, — спокойно добавила миссис Трэверс. — Убогое создание, умеющее только курить, истерить, да томно поднимать глаза.

— Вот что ей, дуре, не доставало? — задумчиво сказал Гектор. Миссис Трэверс не снизошла до ответа и углубилась в вязание.

С Клементиной Бэрк у мистера Гектора сложились необычные отношения. Они познакомились на каком-то вечере, и Гектор сразу без памяти влюбился в эксцентричную даму (Клеменси как раз стукнуло двадцать шесть) в белом платье, темных очках и сигаретой в мундштуке. Только вернувшись домой, он осознал, что без памяти влюблен в ее хрипловатый голос и разговоры о том, как она мечтала стать сначала актрисой, а затем поэтессой. Матушка, правда, не преминула заметить, что "у старой перечницы остался последний шанс". Правые три месяца Гектор и Клементина были в приятной переписке, и он искренне верил, что влюблен взаимно. Все изменилось в одно июльское утро, когда к нему в кабинет влетела белая сова от мисс Бэрк. В письме Клементина уведомляла мистера Трэверса, что их отношения она всегда рассматривала как приятельские, а у нее самой есть жених, с которым она собирается оформить отношения ("только вот дату свадьбы никак не назначим", — как значилось в письме). Рассерженный Гектор написал мисс Бэрк в грубой форме, что он думает о ней, за что до сих пор испытывал стыд. С тех пор что-то изменилось в его характере: он почти перестал улыбаться, а его лицо приобрело оттенок гипсовой маски.

Но странное дело: примерно через месяц в жизни Гектора начались загадочные, необъяснимые события. В конце августа он гостил у Кэрроу и разговорился с очаровательной миссис Илларией, урожденной Малфой. На ее вопрос о возможности брака, мистер Трэверс горько ответил, что "женщин понять сложно: одна знакомая недавно объявила мне бойкот, и мы с ней больше не можем общаться". При этих словах миссис Кэрроу прищурилась и заявила: "Посмотрим, мне кажется, что сможете. Просто иногда вы , между нами, невыносимы, и тогда лучше переждать". В тот же вечер под портретом Клементины появилась загадочная фраза, которая тотчас пропала: "Любовь ничто, когда это политически корректно". В другой раз он отчетливо видел, как сова Клементины мелькала возле его окна.

Наконец, не так давно, на светском приеме у Малфоев мисс Бэрк и вовсе допустила бестактность: услышав имя Гектора Трэверса, она развернулась и, хмыкнув, ушла в противоположный конец комнаты. Другую, возможно, осудил бы свет; но за мисс Клементиной давно закрепилась слава эксцентричной чудачки. И главное: сколько бы Гектор не следил за публикациями в светских хрониках, Клементина Бэрк оставалась незамужней дамой. Никто, нигде и никогда не слышал, чтобы у нее был жених. Клеменина в том письме без сомнения солгала. Вопрос был в том, зачем.

— Сегодня схожу к Ноттам, — задумчиво протянул Гектор, глядя на мокрое окно. Дождь лил, как из ведра, и вид на улицу закрывали потоки воды. Миссис Трэверс, оторвавшись от вязания, также с неудовлетворением взглянула в окно. Она частенько жаловалась на предков мужа, которым пришло на ум вывести зал и главные комнаты на северную сторону, где как раз пробегала оживленная магистраль. К счастью, маглы, благодаря защитным заклинаниям, не видели их большого базальтового дома.

— Опять к Ноттам, — недовольно поморщилась мать. — Тупиковая и бесперспективная компания. Нотт свою жизнь устроил.

— Но я должен видеться с приятелями, — вздохнул Гектор. Иногда ему до сих пор, как и в четырнадцать, хотелось взбунтоваться, но властный голос миссис Трэвэрс не оставлял у сына даже надежды на успех.

"В четырнадцать... Двадцать три года назад, — подумал с ужасом мистер Трэвэрс. — Еще столько же и шестьдесят... Шестьдесят!" — при одной мысли об этом по сердцу пробежал чудовищный холодок.

— А зачем? — поджала губы миссис Марина. — Семья — закрытая ячейка и лезть в нее холостякам не слишком хорошо.

— Куда же мне, по-вашему, ходить? — вскинул Гектор черные брови.

Миссис Трэвэрс выдержала его взгляд и холодно усмехнулась.

— Ходить вам в самом деле некуда. Кому нужен одинокий и, скажем прямо, потерявший товарный вид холостяк? — осмотрела она живот и предательскую залысину на макушке сына.

— Когда-то вы говорили мне, что я слишком юн, — Гектор подавил горький смешок. Матушка, как и всегда, безжалостно била по самым больным местам.

— Те времена давно прошли, — жестко ответила мать. — Все надо делать вовремя.

— У меня неплохая должность. Я помощник замминистра, — пожал плечами сын.

— Как видите, она не интересна никому, — вздохнула миссис Трэврс. — Впрочем, я не права: поезжайте к Ноттам и немного развейтесь. Кантанкерус приготовит грог или белое вино?

— Он ведь знает, что я люблю токай, — хмыкнул Гектор. Как и в далекие школьные годы матушка знала все о его приятелях.

— Токай... Желтое вино— не красное и не белое... Когда же вы выйдете из детства, мой сын? — ее губы искривила легкая гримаса, и дама легко протянула руку для поцелуя.

— Хорошего вечера, матушка, — сын машинально приложился к ее сухой сморщенной ладошке. Затем осмотрел зал. Он не менялся никогда. Все тот же начищенный до блеска паркетный пол, все та же позолоченная люстра, все те же золотые шелковые обои "в стиле династии Тан", повешенные его дедом сэром Артуром Трэверсом. Два громадных позолоченных канделябра, прибитые по обе стороны окна, напоминали приготовившихся к прыжку змей. Напротив на стене отбивали безжалостное время громадные часы в виде черного замка. Каждый час посреди боя из их башни высовывалась кобра и, шипя, распускала капюшон.

— Хозяин не хочет кофе? — спросила его в коридоре пожилая эльфийка Курти. Она как раз несла горячий шоколад для миссис Трэвэрс и не забыла позаботиться о любимом с детства хозяине.

— Спасибо, Курти. Буду благодарен, если принесешь чашечку в мой кабинет, — кивнул Гектор. Затем, присмотревшись к подносу, чуть заметно улыбнулся краешками губ. Как и всегда, матушка требовала подавать ей горячий шоколад в чашках из вишневого болгарского сервиза, на которых были изображены движущиеся павлины и фазаны.

— Хозяин отправится к Ноттам из кабинета? — Курти подняла удивленные глаза.

— Пожалуй... Да, пожалуй... — Задумчиво ответил Гектор, равнодушно взглянув на свои вычищенные до почти нестерпимого блеска черные штиблеты.

Кабинет мистера Трэвэрса пребывал в идеальном порядке старого холостяка. Письменные принадлежности были разложены так, словно стояли на витрине мебельной лавки. Белый плафон с витыми свечами освещал их, зажигаясь сразу при появлении хозяина. В книжном шкафу не было ни пылинки и ни единого потертого корешка. Перо фазана лежало красивой волной рядом со всегда наполненной чернильницей. Напротив зачем-то стояло чучело сойки.

Подойдя к столу, Гектор открыл второй ящик аккуратным движением пальцев. Затем, подумав с минуту, взял рулон пергамента. Здесь были те самые записки, какие он вел на протяжении последних двух лет. Весь последний год они и вовсе были смыслом его жизни. Ради них он ложился спать после трех, падая иногда на неразобранный диван. Гектор знал, что спать на кровати глупо: если он ляжет в нормальную постель, то вряд ли встанет через положенные три часа. Интересно, если бы не Клеменси, стали бы эти записи ему настолько дорогими?

"У нее безумные глаза", — вспомнил он слова матери.

Глаза у Клементины были в самом деле необычными: огромными, серо-голубыми, сиявшими, как у кошки. Или, скорее, крупной рыбы. Настоящая ведьма всегда умеет подчинять взглядом. На мгновение Гектор почувствовал, что на сердце снова заныла старая рана, и тотчас махнул головой.

Все это в прошлом. Пришла пора презентовать записки у Ноттов. Подумав с минуту, он подвинул подсвечник в виде грифона. Свеча вспыхнула, и Гектор легким движением руки незаметно упаковал свиток в смокинг. По окну барабанили крупные капли обложного дождя.

Отредактировано Korell (03.06.15 13:56)

Глава 2
Гости

Гектор Трэверс был точен и исполнителен во всем, что касалось работы. Это требование относилось и к походу в гости. Гектор, конечно, понимал, что хозяевам неудобно прийти на ужин ровно к шести часам, как указано в приглашении. Нужны дополнительные полчаса, чтобы эльфы успели накрыть стол, а хозяева — особенно хозяйка — закончить вечерний туалет. Однако опоздания не допускались. До шести часов Гектор спокойно наслаждался кофе в кабинете, но, едва стрелки приблизились к нужному сроку, он поправил смокинг, пошел к двери. Можно было воспользоваться каминной сетью, но камин у Ноттов был маленьким и неудобным. Мистер Трэверс вышел на крыльцо и, стараясь не смотреть на струи ливня, мгновенно аппарировал к дому Ноттов. Благо, у них на крыльце был длинный козырек.

— Мистер Трэверс, добрый вечер, — проворный эльф Скорк открыл дверь. Гектор равнодушно рассматривал его маленькое рыльце, напоминавшее пятачок поросенка. Однажды его осенила мысль, что маглы, возможно, списали облик своих чертей с домовых эльфов, искусственно приставив им рога.

— Хозяева ждут Вас, сэр, — Скорк лихо повесил плащ гостя в черный зеркальный шкаф.

— Великолепно, Скорк. Проводи меня, — Гектор, прищурившись на отблеск свечей, лениво посмотрел на большой треножник с тусклым огоньком. Луиза, похоже, увлеклась последними новшествами в области освещения. "Не хватало еще керосиновых ламп", — хмыкнул про себя Гектор.

— Мистер Трэвэрс помнит Скорка... — с благоговением прошептал эльф. Растрогавшись, молодой эльф навел глянец на черные штиблеты Траверса.

— Отчего мне не помнить тебя, Скорк? — меланхолично улыбнулся Гектор.

— Тем более, что если ты, поганец, будешь продолжать в том же духе, я передам тебя Трэверсам, — пробурчал вошедший Кантанкерус с притворным недовольством.

— Сэр, пожалуйста... — глаза эльфа расширились от ужаса. Нотт рассмеялся и приобнял старого приятеля.

— Не сомневался, что это Вы, старина, — кивнул он. — Идемте, Луиза скоро позовет к столу.

— Ну а пока можем выкурить по трубочке? — невозмутимо отозвался Гектор.

— Почему бы и нет? — Нотт всегда был рад приходу друга, разделявшему его пристрастие к табаку. — Идемте поживее.

Курительная в доме Ноттов напоминала смесь кабинета и зимнего сада. В левом углу стояли огромный турецкий диван и пара плюшевых кресел. По бокам горели тусклые синеватые огни. В центре стоял маленький фонтан, окруженный газоном и карликовыми деревьями. Можно было все это наколдовать, однако миссис Нотт предпочитала живую природу. Кантанкерус иногда подшучивал над женой, что она-де недаром росла за городом.

— Как здоровье миссис Трэверс? — равнодушно бросил хозяин, едва Гектор подошел к креслу. Он говорил монотонно, словно отдавая необходимый друг.

— Благодарю, как обычно, — мистер Трэверс , усевшись в кресле, вытянул вперед ноги. — Немного кашляет с апреля разве что...

— Что с ней такое? — на лице Кантанкерсуа мелькнуло подобие складки.

— Возраст… Возраст, мой друг, — меланхолично ответил Гектор. — Проклятая болезнь, от который нет лекарств… Надеюсь, Луиза все также красива и весела?

— И отменная хозяйка, — кивнул Нотт. — Дети, наши дети — наша радость и наш крест… Иногда, старина, я удивляюсь — как ей удается справляться со всеми нами?

Гектор изобразил дежурную светскую улыбку. Оглянувшись, он с удивлением заметил фигурки массивных бронзовых слонов, которые несли на спинах курильницы для ароматов. Поодаль стояли каменные кобры, раздувавшие капюшоны. Гектор не смог сдержать улыбку: точно такие же фигурки он видел в юности у Блэков. «Как они все хотят быть похожими на Блэков», — подумал он. Впрочем, как ни старайся, а дом Ноттов никогда не станет домом Блэков. Никто, ни один волшебный род, не мог повторить особую магию их дома, где, несмотря на горевшие везде свечные люстры, углы тонули в тени, а потускневшие от времени зеркала не отражали свет. Разглядеть что-нибудь в этих зеркалах было сложно, и подчас казалось, что они отражают интерьер совсем других комнат, в другом доме, далеко отсюда.

— Недавно читал о Вас в "Пророке", — рассмеялась Кантанкерус, набивая трубку табаком. — Кливена пишет, что Вы, мой друг, достаточно циничны!

— Меня давно удивляет, что люди используют слова, не понимая их смысла, — Гектор удобно вытянул ноги. — Достаточно циничен... А что значит «недостаточно циничен»? — ехидно поднял он брови.

— Вам виднее, старина, — хохотнул Нотт, откинувшись в кресле.

— Где грань между достаточным и не достаточным цинизмом? — ехидно улыбнулся Трэверс.

— Опять же, достаточным для чего? — поддержал друга Кантанкерус. — Согласитесь, для различных поступков, которые кем-то могут быть осуждены, степень цинизма нужна разная. Вот, к примеру, со мной учился наверняка известный Вам Альбус Дамблдор. Его отец забавы ради убил трех маггловских детей. Какая степень цинизма нужна для этого поступка?

Он задумчиво выколотил трубку и продолжал:

— Тогда, помню, мы, маленькие остолопы, восхищались поступком его отца. Даже звали Дамблдора перевестись на Слизерин — да-да, Сириус Блэк и к этому нас подначивал. Однако теперь у меня самого дети, и я не понимаю, как можно тронуть хоть волосок на голове этих беззащитных существ.

Гектор помолчал. Некоторое время он сосредоточенно смотрел на кончик глиняной трубки — одного из главных украшений курительной коллекции Ноттов, которое отец Кантанкеруса привез из Мадурая. Друг не мешал ему думать: напротив, в его карих глазах мелькал заинтересованный огонек, напоминавший приятное предвкушение. Через пару минут Гектор с наслаждением сделал новую затяжку и тихо произнес:

— Иногда мне кажется, что Дамблдор в душе более ревностный любитель чистокровности.

Нотт не перебивал друга, хотя продолжал рассматривать его со все возрастающим интересом.

— Отец — убийца магловский детей, — снова пустил вверх кольцо дыма Гектор. — Мать, почему-то скрывавшая младшую дочь... Не потому ли, что та была сквибкой? В Годриковой Впадине ходят слухи, что Дамблдор был знаком с этим австрияком Гриндевальдом. Поговаривают, тот причастен ко многим нашумевшим преступлениям, вы знаете?

— Но Дамблдор защищает маглокровок, — несколько опешил Кантанкерус. От волнения он подвигал шеей, словно ему был тесен воротник.

— Думаю, это не более чем конъюнктура, — пожал плечами Гектор. — Такая шельма, как Дамблдор, отлично знает куда дует ветер. Однако, друг мой, именно дело Дамблдора, — продолжил он, набивая трубку тяжелым "корабельным" табаком, — побудило меня заняться интересным проектом.

— Вы сегодня просто в ударе, старина, — хлопнул Нотт по кожаной обивке дивана. — Дамблдор побудил Вас написать статьи по проблеме чистокровности?

— Можно сказать и так, — Гектор, привстав с кресла, принялся расхаживать по комнате взад и вперед. — Три года назад...

— То есть, когда чуть отошли от прекрасной Клементины, — насмешлив вставил Нотт, подняв пожелтевший от табака палец.

— ... Ближе к делу, — нахмурился Трэверс. — Так вот, три года назад я узнал кое-что о семье Дамблдоров. Представьте, что род Дамблдоров чистокровный — по некоторым выкладкам они идут едва ли не от самого Антиоха Певерелла. Только отец Даблдора женился на маглокровке, — поморщился он. — Вот я и решил проверить: есть ли действительно чистокровные роды?

— Антиоха Певерелла? — расхохотался Кантанкерус. — Он же умер бездетным! И потом, друг мой, вы не застали Альбуса Дамблдора в школе, а я-то был его одноклассником. Боже мой, видели бы вы его тогда! Это теперь он приобрел светский лоск. А тогда это был мальчишка в надставленных брюках, в поношенной мантии, в стоптанных башмаках, с обветренным лицом и ужасными руками. Наши девочки, Геспер Гэмп и Элла Крейвуд, дразнили его "медведем". А как он говорил — это чудовищное деревенское произношение? А как он ел? А с его братом еще хуже: такое впечателение, этот самый Аберфорт рос в хлеву и плохо умел говорить вообще, по большей части работал кулаками. Отец рассказывал, что и их папаша был не лучше. Женился на грязнокровой индианке…

"Типичный случай вырождения", — подумал Гектор, вспоминая Аберфорта. Этот дикарь вызывал у него страх и омерзение, когда он учился на первом и втором курсе. Впрочем, для чистокровных родов такая степень деградации была, к сожалению, не столь уж редкой.

— И это, по-вашему, настоящие чистокровные? — когда Кантанкерус кипятился, на его шее выступала вена. — Да я скорей признаю их в Брокльхерстах! Финеас хоть и опозорил себя, но все-таки он джентльмен.

— А представьте, что многие роды на самом деле похожи на Брокльхерстов, — подмигнул Трэверс. — Только они свои браки с магглами и магглорожденными скрывают. К примеру, Малфои не раз нарушали принцип чистокровности ради выгоды. Один из них, говорят, даже хотел жениться на королеве. Про Принцев вы и сами знаете — как бы они ни рвались в высшее общество, пока они только нувориши. Еще живы люди, которые помнят грязнокрового — и в прочих смыслах грязного — основателя их рода. Я боюсь, даже Блэки, — он демонстративно осмотрелся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, — даже Блэки вовсе не так чистокровны, как они говорят.

Нотт расхохотался.

— Предположим даже, Вы правы, — согласился он. — Но как это проверить?

— Проверить можно, — неожиданно серьезно сказал Гектор. — Признаться, это стоило мне кое-каких трудов, нескольких поездок во Францию, но результат налицо.

Улыбнувшись, с видом заправского конферансье, он достал из смокинга тонкий лист пергамента. Затем быстро увеличил его до целого свитка. Изумленный Кантанкерус, не выпуская трубку изо рта, подошел к другу и начал рассматривать лист, словно перед ним было произведение искусства.

* * *

Между тем, Луиза спустилась встречать новых гостей — семейство Кэрроу, попутно дав знак эльфу, чтобы он поторопил мужа и Гектора, а также её сына. Мистер Кэрроу был тезкой Трэверса, но найти двух столь же непохожих людей было сложно.

Гектор Кэрроу был хорошо сложен, но хрупок и невысок ростом; в юности он походил, насколько помнила Луиза, на переодетую девочку, да так и остался несколько женоподобным. Его руки были руками изнеженной барышни, голубые глаза смотрели наигранно-томно, каштановые волосы поэтично спадали на плечи, а тонкие губы улыбались с притворной застенчивостью. В восемнадцать он был прелестным юношей, в сорок четыре стал похож на картину из романа маггловского писателя Оскара Уайльда — словно на изображении настоящего Адониса, на лбу и на щеках, нарисовали глубокие, уродующие прекрасное лицо морщины. Луиза с омерзением заметила, что у него дрожат руки, а судя по тяжелому дыханию, еще и пересохло во рту. «Чего он хочет на сей раз? — подумала она гневно. — Вина получит, а опиума мы не держим». Она с удовольствием бы отказала этому человеку от дома, если бы не Иллария и её дети. Им нужна была хоть какя-то отдушина, место, где они почувствовали бы себя в безопасности.

Иллария между тем оставила плащ и шляпку у эльфа и, подойдя, осторожно поцеловала подругу. Маленького роста, стройная — Луиза всегда шутила, что однажды пытками выведает у нее секрет того, как подруге, рожавшей, как и сама она, дважды, удалось сохранить девичью фигурку — с высоко зачесанными густыми белокурыми волосами, она казалась бы совсем молодой, если бы не потухшие глаза и тонкие, но глубокие морщинки у губ и в уголках глаз.

— Как твое здоровье, дорогая? — заботливо спросила Луиза шепотом.

— Благодарю, эту неделю мне гораздо лучше, — Иллария тепло улыбнулась подруге и немного нервно оглянулась на мужа. — У тебя не будет…

— Нет, Блэки отказались приехать, — поспешно заверила её Луиза. — не беспокойся, дорогая. Посидим в тихом семейном кругу. А твои сыновья, думаю, будут не против поболтать с моим Мервином. Ведь с Ликаоном они учились вместе. Успели соскучиться, я думаю. Ликаон, Полидор, как я рада вас видеть!

По старинному обычаю, казавшемуся Луизе весьма забавным, в семье Кэрроу было принято называть детей именами персонажей древнегреческой мифологии. Иногда имена казались подходящими, иногда звучали откровенно смешно. Луизе, впрочем, мало что резало слух.

Сыновья Илларии между тем поднялись по лестнице и поочередно приложились губами к руке миссис Нотт. Старший, Ликаон, темноволосый, с длинным мрачным лицом, поправил неловко съехавшие набок очки. Луиза отметила про себя, что без сильных линз его глаза с красноватыми прожилками в белках, вечно воспаленными веками и жидкими ресницами смотрели совершенно беспомощно. Полидор, благообразный мальчик, едва окончивший в прошлом году Хогвартс, очень походил на мать, и одно это безмерно располагало Луизу к нему. В отличие от Ликаона, вечно глядевшего букой и нелюдимого, у Полидора были очаровательные манеры и легкий характер. Учился он, правда, куда слабее брата, зато и учителя, и родня, и знакомые любили его куда больше.

— Очень рад вас видеть, миссис Нотт, — он склонил кудрявую голову. — На улице такая ужасная погода, а у вас, как всегда, уютно и мило.

— Да, и, как мне кажется, готовится сюрприз, — Луиза лукаво подмигнула мальчику. — А вот и Гораций! То есть, конечно, профессор Слагхорн, — она приняла строгий вид, вспомнив, что еще недавно кузен был у обоих мальчиков преподавателем зельеварения, а у Полидора — еще и деканом.

Гораций между тем поднимался по лестнице. Он всегда был толст, с годами еще раздобрел, но при том в нем не чувствовалось никакой тяжеловесности. Соломенного цвета волосы начали редеть, зато усы удивляли пышностью. Легко взойдя по лестнице, Гораций кивнул бывшим ученикам, поцеловал руку хозяйке, затем Илларии и поздоровался с Гектором Кэрроу. Тот неприязненно на него посмотрел… Кажется, он дошел уже до той стадии, когда пороки влияют на соблюдение правил приличия. «Какой пример сыновьям, — вздохнула Луиза про себя. — И бедная Иллария, ей ведь стыдно». Подруга коснулась руки своего любимца — младшего и что-то ему прошептала. Старший с отвращением и болью глядел на родителей.

— Пойдемте в гостиную, — улыбнулась Луиза. — Думаю, мистер Нотт и мистер Трэверс ждут нас там.

— Подозреваю, что они еще курят, дорогая, — возразил Гораций. — Ваш муж балуется время от времени. Но если уж рядом оказывается наш друг мистер Трэверс, комната будет насквозь пропитана табачным дымом.

— Сошлись два паровоза! — расхохотался Гектор Кэрроу. — Подумать только, какая у курильщиков солидарность!

"Да уж побольше, чем у пьяниц или тех, кто предпочитает опиум", — с раздражением подумала Луиза. Ликаон с презрением обернулся к отцу.

— Вы еще находите, что у вас есть чувство юмора?

— Ликаон! — Иллария мгновенно приняла строгий и холодный вид. Старший сын склонил голову и почтительно поцеловал ей руку. Младший, Полидор, смотрел в сторону — будто ничего не произошло.

"Она могла бы стать истинной леди Блэк, — вздохнула Луиза про себя. — Что стоило Арктурусу посвататься к ней, а не к этой авантюристке Яксли? Тогда Илларии не пришлось бы мучиться с мужем... И со старшим сыном, кажется, тоже".

— Мне в самом деле трудно понять такие удовольствия, — вздохнул как ни в чем не бывало Слагхорн. Сегодня он надел черный замшевый пиджак и темно-коричневую "бабочку" с желтыми прожилками, что придавало ему вид богемного художника.

— Но ведь ты же находишь удовольствие в зельеварении, а по мне это весьма неприятный процесс, — улыбнулась Луиза. — Идемте, я уже послала эльфа за мистером Ноттом и нашим сыном.

Глава 4
Ликаон и Клементина

— Подумать только, до чего мы дошли, — важно изрек Кантанкерус, глядя на полет свечей. — Три рода — потомки Певереллов пришли в полный упадок! Дамблдоры, Гонты, Поттеры...

— У Певереллов, думаю, сердце кровью облилось бы при виде таких потомков, — неожиданно подала голос Иллария.

Гости, услышав ее тихий разбитый голос, повернулись, как по команде. Иллария, тихоня Иллария, редко позволяла себе высказывать собственное мнение. Однако сейчас в ее голубых глазах стоял холод, словно она выносила тяжелый, но неизбежный приговор.

— Возможно, это ужасно, но доля Гонтов мне кажется предпочтительнее, чем превращение в безмозглое животное вроде Дональда Поттера, — сухо добавила она.

Ликаон сжал губы и горько мотнул головой. Он всегда любил мать и жалел, но чем дальше, тем больше удивлялся её ограниченности. Она защищала мир, в котором страдала. Она не позволяла им дурно говорить об отце, хотя он был худшим на свете мужем для нее и им отравил детство. Иногда Ликаону начинало казаться, что и собственного мнения она не имеет, а то, что решается высказать, повторяет за кем-то.

— По крайней мере, в отличие от Гонтов, Поттер успешно окончил Хогвартс, матушка — процедил он сквозь зубы. — А они уж не потому ли бросили учиться, что окончательно оглупели?

— Дональд в самом деле успешно его закончил, благодаря богатому папеньке, — весело засмеялся Нотт. — Без него он мыслит на уровне доисторической обезьяны дриопитека, — притворно печально вздохнул он. — Писали недавно о находках ее костей на юге Франции.

Трэверс и Слагхорн не сдержали улыбок, оценив светскую любезность хозяина, который удачной шуткой сгладил бестактность юного Ликаона Кэрроу. Однако Кэрроу, кроме Ликаона, похоже, не были склонны к шуткам.

— Гонты бросили учиться, потому что не могли смириться с засильем грязнокровок, — голос Илларии стал жестким. Ликаон, не сдержавшись, хлопнул ладонью по колену.

— Что и требовалось доказать! Отказаться от возможности получать образование из-за идиотских предрассудков! Браво. Так кто же тут тупое животное? Поттер таких глупостей не делал. И сейчас не взывает нас к сочувствию, потому что, бедняжечка, все промотал и в хижине живет.

— Сын, — Гектор Кэрроу попытался принять грозный вид; учитывая, насколько он был пьян, получилось скорее жалко, — кто спрашивал вашего мнения?

— Продолжайте пить, папенька, — насмешливо поклонился Ликаон. — Авось доведете нас до хижины вроде той, что у Гонтов. Тогда мы тоже будем кричать на всех углах, как жизнь несправедлива к нам, чистокровному семейству!

Лицо Илларии пошло красными пятнами. Глаза её мужа налились кровью, но он, к несчастью, уже несколько «отяжелел». Гораций делал вид, что ничего не слышал, Мервин и Полидор также потупились. Луиза тревожно переглянулась с мужем. Гектор хотел было что-то возразить, но не успел: в окно постучалась крупная белая сова. Она, как и положена почтовым совам, села на подоконник и стукнула клювом в стекло. Кантанкерус, Гектор и Луиза как по команде повернулись к окну.

— Шлеви! — наконец нашлась миссис Нотт.

Вбежавшая эльфийка в мгновение ока открыла окно, белая птица, довольно ухнув, влетела в столовую. Описав круг, она приземлилась рядом с Луизой. Посмотрев на птицу, Гектор почувствовал, как на сердце появился холодок. Это была ее сова. Сова Клементины.

— Любопытно, — пробормотала хозяйка. — Подписи нет…

Угостив птицу печеньем и выпустив обратно в окно, Луиза вскрыла конверт. На стол — аккурат перед Трэверсом — выпала колдография молодой женщины в белом платье модного свободного покроя и в причудливо отделанной шапочке. Она стояла на фоне арки из роз, раскинув руки, и улыбалась, будто вдыхая благоухание тысяч цветов. Всем присутствующим снова стало неловко: на колдографии они узнали Клементину Бэрк.

— Она, видимо, решила поделиться со мной счастьем, — смущенно улыбнулась Луиза. — Побывать в розарии «Багатель»… Справедливо, если она решила, что я ей буду завидовать.

Беда в том, что Луиза и Клементина, хоть и были знакомы, но тесно не общались: этому препятствовала и разница в возрасте и семейном положении, и эксцентричность мисс Бэрк. Все за столом это понимали, тем не менее, молодежи было все равно, а мужчины все еще были слишком смущены, так что Иллария решила поддержать подругу:

— У современных девушек странная мода: подражая магглам, надевать эти платья-мешки. Думаю, они не слишком красят, не так ли, Луиза?

— Хороша девушка с морщинками под глазами! Бэрк не девушка, а старая дева, — хохотнул Гектор Кэрроу, на которого, видимо, уже подействовал токай. Иллария спокойно и мягко погладила его по руке.

Хозяйка пожала плечами.

— Пожалуй, это довольно удобная одежда для дома. Но показаться на людях…

Гектор почувствовал, что от волнения у него сейчас затрясутся руки. Все это было ужасно похоже на события пятилетней давности, когда он после истории с Клементиной выпросил двухмесячную командировку в Салем и Вашингтон. Его охотно отправили: любителей ездить в Северную Америку среди британских магов было немного. Но сразу после возвращения, едва он попрощался в мыслях с Клементиной, он столкнулся у Ноттов с неприятным моментом. Именно в тот вечер мисс Бэрк прислала странную колдографию, на которой она, празднуя Рождество, в кресле-качалке, в черном платье, с цветком в распущенных волосах, с пестрой шалью на плечах: "To whom it may concern".

"Мне страшно, — неожиданно признался он матери в тот вечер. — Это все похоже на какую-то акцию".

"Думаете, ваши враги в министерстве?" — хмыкнула миссис Трэверс, откинувшись в кресле.

"А зачем это Клементине? — пожал плечами Гектор. — В чем ее дивиденд?"

"У вас есть сомнения относительно ее ненормальности?" — миссис Трэверс, насмешливо посмотрев на сына, демонстративно углубилась в письмо подруги — престарелой миссис Роули.

"Как же вы объясните тот странный факт, что из стольких волшебников Королевства эта ненормальная прицепилась именно ко мне?" — нервно спросил Гектор.

Тогда миссис Трэверс не снизошла до ответа сыну. Теперь, глядя на колдографию Клементины. Гектор почувствовал, что в воздухе снова повисло странное напряжение. Клементина насмешливо улыбалась, словно намеренно дразня его из роскошного парижского розария, словно напоминая ему, что рядом им не быть никогда...

— Я подумал, дорогие друзья, — кашлянул Гораций, — почему бы нашему уважаемому мистеру Трэверсу не оформить свои записи в книгу?

— Генеалогический справочник? — поправил очки Гектор, неотрывно глядя, как Луиза прячет колдографию Клементины. — Мне приходила в голову эта мысль, но...

— Понимаю, политику это сложно, — вздохнула Иллария. Гектор послал ей улыбку благодарности.

— В таком случае, справочник можно издать анонимно, — важно изрек Кантанкерус. — Я вполне могу похлопотать об этом.

— И чего Вы добьетесь его изданием? — едко спросил Ликаон. — Не жаль переводить пергамент на такие пустые цели?

— Мы будем знать список действительно чистокровных родов. Будем знать, кто из них заслуживает уважения за свое происхождение, — важно осадил его Мервин.

— И правда, мне кажется, это замечательная идея, — поддержал Полидор даже с некоторым придыханием. — А вы планируете описать историю каждого рода? С удовольствием почитал бы.

— Гораздо больше, чем Вы можете предположить, мой юный друг, — неожиданно повернулся мистер Трэверс к Полидору. — Речь идет не просто о генеалогическом Справочнике. У нас до сих пор нет узаконенного дворянства, как у магглов! Фактически мы создаем его.

Свеча оплывала воском, который, застывая, превращался в бороздки. "Мой юный друг", — с грустью подумал Гектор. Давно ли он сам был юнцом, слушавшим уважаемого мистера Груббера из Отдела Тайн?

— Создаете узаконенное дворянство? — по слогам повторил Ликаон. — Вы не забыли, какой нынче век? Вы не заметили, что во многих странах паразитические сословия вымирают или вырезаются? А вы хотите узаконить паразитирование в нашем обществе, отбросив его куда-то в Средние века?

Полидор хихикнул.

— С какой поры, братец, мы ориентируемся на магглов?

— Вы не слишком расшумелись?— пьяно икнул Гектор Кэрроу. — Иллария, почему вы их не уймете?

Ликаон резко развернулся к отцу.

— А может вы, папенька, мне объясните, какой будет прок от создания сословия паразитов? Дать привилегию поплевывать в чужую сторону кучке бездельников, которая и так уже разлагается?

Иллария прикусила губу и смерила сына ледяным взглядом.

— Замолчите и слушайте, что говорят люди старше и умнее вас, — процедила она.

— Старше? Согласен. Умнее? Сомневаюсь. Будь они умнее, мы совсем не о том бы сейчас говорили. — Иллария покраснела и беспомощно взглянула на Луизу. Та успокаивающе коснулась её плеча и улыбнулась мужу и гостям.

— О, не волнуйтесь, миссис Кэрроу, — улыбнулся Гектор Трэверс. — Молодой человек, — ласково обратился он к Ликаону, — уж если вы приводите в пример магглов, то должны знать, что у них до сих пор существуют Палата общин и Палата лордов. Вторая палата формируется по наследственному принципу и на основе титулов.

Нотт и вся семья Кэрроу рассмеялись. Следом улыбнулся Слагхорн.

— Так что ваш пример, мой юный друг, не уместен, — развел руками Трэвэрс.

— Нет, мой пример вполне уместен, — Ликаон сдернул очки и слегка осклабился. — Англия — не образец для подражания. Гнилые традиции нас погубят. А вы хотите загнать сообщество волшебников в еще большую клоаку? Воля ваша...

— Кто же по-вашему, юноша, живет правильно? — опустил пенсне Трэверс. — Маги живут неправильно, магглы неправильно...

— Один только наш Ликаон знает, как правильно! — рассмеялся Полидор. При этих словах на его лице появилось брезгливое выражение, придававшее младшему Кэрроу сходство не с правильными античными чертами лица, а с холодной одержимостью матери в те редкие минуты, когда она входила в ярость.

Кантанкерус и Иллария зааплодировали.

— Браво, Гектор, — улыбнулась миссис Кэрроу. — Поучитесь сначала, мой сын, прежде, чем спорить с людьми старше и много умнее вас.

Воспаленные глаза Ликаона налились кровью. Он медленно поднялся, руки его страшно тряслись.

— С кем я говорю? — прошептал он и покривил губы. — С кем? Что вы все из себя представляете? Вот вы, мистер Трэверс — чем вам гордиться в жизни? Количеством измаранной бумаги? Или полным послушанием маменьке, благодаря которому вы до сих пор романтично вздыхаете по некоей девице, попутно позволяя всем желающим поливать её грязью? А вы, мистер Нотт — вы никогда не задумывались, что только волей случая родились у богатых родителей, и совсем не ваша заслуга, что вы с детства не знали нужды? Скажите, что вы будете делать, если завтра вас лишат состояние и выкинут в канаву, под дождь? Ах, ну да, вас же спасет жена, — он насмешливо поклонился Луизе, грозно на него посмотревшей. — А вы, профессор Слагхорн, дорогой учитель... Скажите, зачем вы привили моему брату такие подлые манеры? Считаете, с ними он поскорее вскарабкается повыше?

— Однако... — пробормотал ошарашенный Слагхорн, поправив на ходу "бабочку". — Мой дорогой мальчик, вы приняли... — Сейчас его невозмутимые глаза сияли тусклым водянистым светом.

— ...Подумать только: кучка бездельников, по воле случая получившая все блага жизни, еще берется искать обоснования, почему бы они получили эти блага без всякой заслуги, без всякого труда с их стороны. Она гордится костями, давно истлевшими в земле! Она считает, что набитый золотом сейф да еще дела каких-то давно умерших людей дает ей право возноситься и презирать других. Да опомнитесь: все вы ничего из себя не представляете. Вы не делаете ничего полезного. Вы коптите небо. Вас ждет путь деградации, которым уже идет мой отец, вы станете животными, как Гонты, если не спуститесь с небес на землю. Прекратите возвышать себя над другими — у вас нет на это прав. Прекратите считать, что вам все можно: вам можно не больше, чем другим людям, даже меньше ,потому что от вас никакого толку!

Повисло гробовое молчание, которое нарушил только пьяный голос Гектора Кэрроу:

— Сын, если ты считаешь, что я постесняюсь... Ик... Наказать тебя в чужом доме... Ик... То ты...

Ликаон медленно, чуть раскачиваясь, подошел к отцу. Иллария, побелев, выпрямилась:

— Нет. Не надо.

— Ничге опасного, матушка, я себе не позволю, — пробормотал юноша. Схватив открытую бутылку токайского, он резко перевернул её над головой отца. Тот вскочил и попытался поймать сына, но оступился и упал на пол. Ликаон швырнул бутылку об пол и быстро вышел.

Несколько минут в столовой стояло молчание. Свет факелов отражался на блюдцах быстро бегущими бликами. Гораций Слагхорн все еще испуганно смотрел на створки тяжелой коричневой двери. Затем мистер Кэрроу нарушил молчание.

— Однако... Однако я, леди и джентльмены, недостаточно порол такую мразь, — с ненавистью произнес он, шлепнув рукой по тарелке. Сейчас в его холодных голубых глазах играл огонек жестокой ярости. — "Круцио"... "Круцио" и дело с концом, — отрезал он ладонью.

— Он в самом деле заслужил порку, — подтвердила Иллария. — Пусть только появится дома. Велю замочить для него сотню розог и охотно всыплю ему. От все души, — слабо кашлянула она. Луиза, выйдя, наконец, из ступора почистила взмахом палочки Гектора Кэрроу.

Нотт и Слагхорн смотрели, как оглашенные. Поллидор не выдержал и хохотнул, видимо, представив эту сцену. Только Гектор Трэверс, меланхолически улыбнувшись, взял в руки салфетку.

— Не стоит, миссис Кэрроу, — меланхолично кивнул он. — Не он первый и не он последний мечтает в этом возрасте о бунте. Вспомните, Кантанкерус, мы с вами, кажется, состояли в трех тайных обществах!

— Гектор... Послушайте... — миссис Кэрроу удивлено посмотрела на его впалые плечи. — Я всегда уважала ваше доброе сердце, но всему же есть предел.

— Иллария, вспомните нас с Кантанкерусом. Мы строили планы усовершенствования общества, — Гектор с наслаждением посмотрел на творожные кольца, которые эльфийки принесли в качестве десерта. — Ругали правительство и твердили, как заведенные, что умнее нас на свете нет. Поверьте, лет через ...цать, наш юный бунтарь будет точно также воспитывать молодежь!

— Я ему устрою воспитание! — прорычал Гектор Кэрроу.

— Он выйдет из шкуры умного школьника и наченет рассуждать, как взрослый, — пожал плечами Гектор. — Знаете, друг мой, — обернулся он к Слагхорну. — легко быть отличником лет пятнадцати, придумывать фантастически глупые проекты всеобщего переустройства, задавать вопросы, на которые сам не знаешь ответа... — его губы скривила легкая улыбка. — Но, когда сталкиваешься с жизнью, где главный вопрос "кто конкретно это решает", все становится иначе...

На мгновение повисла тишина. Слагхорн, испуганно кивнув, посмотрел на бывшего ученика. Луиза, потупившись, осмотрела скатерть беглым взглядом. Даже семейство Кэрроу притихло, словно ожидало от Трэверса какого-то чуда. Гектор посмотрел на деревянные балки потолка. Перед глазами почему-то поплыла резная чугунная парламентского парка. Мама вела его, ребенка, за ручку, а он, пыхтя, смотрел на ярко-красные кленовые листья, беспорядочно валявшиеся на мостовой.

— Вы против его наказания, Гектор? — наконец, нашлась Иллария.

— Наказать — это оттолкнуть его навсегда, — охотно подтвердил Трэверс. — Наказанный он будет чувствовать себя героем. Если мы не заметим, ему будет всю жизнь стыдно за свой поступок.

— Сколько возни с маленьким гаденышем, — вздохнул Кэрроу.

— Вся началось с чтения статьи про смерть этой шлюшки Виктории Уркварт, — скривилась Иллария. — Он прочитал в десять лет, что эта тварь умерла на передовой, военной медсестрой, как героиня...

— Прошу уважать мертвых. Как бы ни вела себя Уркварт при жизни, умерла она, как патриотка Британии, — сверкнула глазами Луиза. Эльфийка поставила перед ней вазочку с розовым вареньем, но женщина неприязненно отодвинула его от себя.

— Дорогая, вспомни великого Августа: "О мертвых правду!" — вздохнул Кантанкерус.

На лице Горация мелькнула тень. Пожевав губами, он посмотрел на бокал Нотта и неожиданно жестким голосом выдавил:

— Кантанкерус, прошу вас...

Нотт оглянулся и с удивлением затих. Сейчас от Горация Слагхорна исходило что-то настолько властное, что заставляло повиноваться даже посторонних людей. Гектор посмотрел на него, и только сейчас осознал, насколько профессор Слагхорн был опасным противником в бою и на дуэли.

— Мы не видели ее подвига, — пожал плечами Гектор. — Журналисты охотно придумывают подобные истории для воспитания патриотизма. Не случайно, — вздохнул он, — что все герои обычно погибают. Так, чтобы с ними не пожелали поговорить любопытствующие, — поднял он руку.

— Все же её смерть согласуется с её характером, — медленно сказала Луиза. — Поэтому я не верю в инсценировку. Но не будем об этом. Что бы ни говорил Август, а я не люблю тревожить мертвых: они ведь не могут ответить нам. В оскорблениях умершего есть что-то бесчестное, не находите?

— Дело вовсе не в этой Уркварт, — хихикнул Полидор.— Его лучший друг — сын Финеаса Брокльхерста. И им обоим покровительствовал профессор Дамблдор. Понимаете?

— Не сомневаюсь, что Ликаон носит ее колдографию в левом кармане смокинга, — вздохнул Трэверс. — Романтики легко прогнозируемы, — кивнул он Илларии. Впрочем, вернемся к справочнику, мои друзья.

Глава 6
Пикник у тихой заводи

Июньский лес наполнен удивительным ароматом травы, хвои, цветов и еще молодой, незастывшей смолы. Прозрачный воздух придает этим запахом невероятную легкость: то приятное чувство, от которого наступает легкое головокружение, а все неприятности улетают прочь. Глядя на первые зеленоватые шишки сосен, почему-то веришь, что все плохое осталось позади, а впереди будут только радостные минуты, наполнение хвойным ароматом и гамом птиц.

— Сосна особенно хороша к вечеру, — важно изрек Гектор Трэверс. — Поверьте, друзья, в лучах вечернего солнца она будет изумительной! — Для прогулки он надел походный костюм в белую полоску и небольшую австрийскую шляпу с полями, которая в случае чего должна была защитить от клещей и солнца.

— Это ли не самый отдых, джентльмены! — вздохнул Кантанкерус Нотт. Подобно другу от также надел клетчатый пиджак и черную шляпу-котелок, отменно дополнявшую его трубку.

— Главное, не попасть в клещеводческое хозяйство, — грустно вздохнул Гораций Слагхорн, указав на меленький американский клен.

Гектор и Кантанкерус переглянулись. Толстяк Гораций явно чувствовал себя не в своей тарелке. Упакованный в горчичный походный костюм и темно-коричневый берет, он тревожно осматривался по сторонам, явно опасаясь насекомых.

— Тут недалеко тихая заводь, — спокойно сказал Гектор. — Можно будет отменно посидеть на берегу.

— Главное, не ошибиться и не залететь на лодочную станцию, — пыхнул трубкой Нотт. — Дружище, мы верим в ваш талант путешественника, — обернулся он к Гектору.

— На станции есть хоть какая-то цивилизация, — вздохнул Гораций. Он, похоже, наступил то ли на улитку, то ли на слизня и грустно посмотрел на свои замшевые штиблеты.

Гектор раздвинул ветви кустарника, и маленькая компания вышла на небольшую дорожку.

— Смотрите, дружище, — оскалился Нотт, глядя на Горация, — тут неподалеку болото. Собьетесь с курса — может и засосать!

Гораций ахнул и замахал руками.

— Друг мой, друг мой! Я уже сожалею, что согласился на вашу авантюру с пикником! Однако вам следует меня беречь: со мной провизия.

— А в случае чего провизией станете вы сами, — Нотт шутливо оскалил зубы и зарычал. Слагхорн возвел глаза к небу, а затем, смешно переваливаясь, поплелся вслед за приятелями.

Наконец все трое вышли к лодочной станции, где на деревянных мостках наколдовали маленький столик и три складных стула. Гораций, впочем тут же замахал руками.

— О Мерлин, почему нет заклинания, которой убивало бы комаров в радиусе нескольких метров отсюда? Эти ужасные насекомые...

— Да, начинаю понимать, почему Викки Уркварт дразнила вас неженкой, — расхохотался Нотт, а Трэверс с серьзнейшим лицом предложил применить к комарам Аваду. Гораций, брезгливо осмотревшись, со вздохом расстелил клеенчатую скатерть. Затем, развернув расширяющуюся сумку, стал аккуратно выставлять тарелки, стаканы, свертки и баночки.

— Здесь все заколдовано, так что испортиться не может. Багеты, сэнвичи, тушеное мясо с лимонным соком. Скоро приступим к ланчу, — потер он руки.

— Зато у нас есть оружие от кровососущих тварей, — Гектор указал на свою тонкую коричневую трубку и черную трубку Кантанкеруса.

Берег оказался в самом деле живописным. Лодочная станция - небольшой деревянный домик - находилась в конце маленького пирса. Рядом с ним природа создала песчаную отмель, усеянную кустарником и одиноко стоящими деревьями. Невдалеке виднелся сосновый бор, закрывший вид на убегающий вдаль косогор. Прямо на песке лежали выброшенные водоросли и раковины моллюсков. Путь на песчаный овраг перекрывало огромное бревно из ствола давно рухнувшей сосны.

— В наше время жизнь без природы невозможна. Но вы все же сбились с курса, дружище, — вздохнул Нотт, выразительно взглянув на Гектора. — Вместо тихой заводи вышли к станции!

— Ну... — здесь тоже тихая заводь, — развел руками Гектор. — Станцию давно не используют толком....

— Между прочим, мисс Бэрк плохо ориентируется на местности, — многозначительно изрек Гораций. — Луиза говорила, что однажды она забыла свою гостиницу, находясь в полумиле от нее. Похоже, у вас это семейное, дружище.

— Вы бы лучше следили за беконом, старина, — серьезно сказал Кантанкерус, глядя на Горация.

— Вообще-то мы здесь собрались, — Гораций смачно хлопнул себя по плечу, убив комара, — не только ради свежего воздуха и явно не для того, чтобы организовать благотворительный бал для насекомых. Гектор, вы обещали нам показать отредактированный список. Готов ли он? Вы кого-то исключили или включили?

— Что же, джентльмены, список при мне, — кивнул Гектор, рассеянно глядя на стоящую воду. — Однако за прошедшие три дня мне пришла в голову еще одна интересная идея... - пыхнул он наконец-то набитой трубкой.

— Исключить сброд вроде Уизли? — рассмеялся Нотт. Слагхорн, сопя, установил на столике огромное блюдо, на котором были аккуратно разложены бутерброды с ветчиной.

— Гораздо лучше... Нашему справочнику не хватает немного яркости, мистики, шарма... Если уж Вы, Кантанкерус, собираете издавать его анонимно, то книга должна быть яркой... Скандальной...

— Пожалуй... — отозвался Слагхорн, накрыв салфеткой тарелки.

— Ровно двести лет назад в библиотеке Хогвартса нашли сирые манускрипты, где были в том числе записки Слизерина. Их отправили в Лондон, где они угодили в наводнение и отсырели... Правда, были ли это именно записки самого Слизерина неизвестно, — продолжил Трэверс. — И вот ваш покойный слуга подумал: а что если мы снабдим сборник записками Салазара Слизерина о чистокровности?

— В вашем авторстве? — от изумления Нотт даже покосился глазом в другую сторону.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Гектор. — В конце концов, вся жизнь Основателей — один большой миф. Так почему бы нам не добавить в копилку одну маленькую, но полезную сказку? — От волнения он сорвал былинку и начал помахивать ей, словно опахалом.

— И о чем же будет эта сказка? — Гораций с любопытством подпер пухлыми руками подбородок, кажется, забыв даже про комаров и про мясо с лимоном, которое до того с удовольствием уплетал.

— О Салазаре Слизерине, императоре чистокровных, и его верных подданных, — расплылся в улыбке Кантанкерус.

— Именно, — кивнул Гектор и осторожно надкусил сэндвич. — Гораций, надеюсь, ваши эльфы не используют рыбную пасту?

Слагхорн поморщился и, протянув руку, осторожно взял еще один кусочек мяса.

— Вы меня обижаете. Я не горю желанием оказаться в Мунго или отправить туда вас. Так о чем будет ваша сказка, Гектор?

Трэверс поиграл пальцами.

— Давным-давно, в десятом веке, жил на Британских островах великий волшебник, мудрый и знатный. Звали его Салазар Слизерин, и властвовал он над другими благородными, чистокровными волшебниками той властью, что магглам в силу их малоумия неизъяснима. В подчинении его состояли… — Гектор кашлянул. — Здесь можно будет перечислить чистокровные роды, по крайней мере, англосаксонского происхождения. Так вот, правил он ими справедливо и мудро, а так как был весьма учен и заботился об образовании юных детей своих вассалов, то создал школу…

— В одиночку? — прыснул Гораций.

— Именно, — Гектор подался вперед. — Годрик Гриффиндор был там привратником, Хельга Хаффлпафф — кухаркой, а Ровена… Ровена была невестой Салазара, столь же прекрасного, сколь и мудрого.

Нотт и Слагхорн иронично, но одобрительно переглянулись.

— Можно добавить еще, что Годрик ловил по приказу хозяина лягушек в окрестных болотах, - неожиданно серьезно сказал Гораций. - Слизерину они требовались для зальеварения.

— Ниже средневековая миниатюра: долговязый балбес с сачком ловит жаб, - усмехнулся Нотт. - Нет, все же это перебор, - добродушно проурчал он.

— Однако Годрик Гриффиндор был блудлив, - продолжал Гектор. - Он прижил множество бастардов сначала с Хельгой, а после и со всеми окрестными крестьянками, даже с магглами, и вознамерился всем им дать образование. Конечно, Салазар не мог допустить, чтобы с детьми его благородных подданных учились какие-то ублюдки. И тогда Годрик вместе с Хельгой ушел из школы, отыскал какой-то заброшенный замок, назвал его «Хогвартс», то есть вепрь — видно, он почитал это животное за сходство с собой — и населил своими бастардами, которых выдавал за учеников. В мстительности, жестокости и похоти он дошел до того, что похитил Ровену и сделал её своей наложницей. Салазар погнушался вызволять девушку, спавшую с конюхом, но хитростью поселил в замке чудовище которое однажды отомстит обитателям. А после смерти великого Салазара воцарилось безвластие, и вот тогда-то так называемые Основатели открыли факультет Слизерин, чтобы привлечь чистокровные семейства на свою сторону.

— Что же, отменно... — кашлянул Гораций. — Единственное, чего я боюсь, что не поверят... Все привыкли же, что Основателей было четверо...

— Так мы и даем это под титром "сказка", — успокоил его Гектор. — Просто альтернативная версия общепринятой...

— Что мы, собственно, знаем о десятом веке? Ничего, — поддержал друга Нотт. — Все могли исказить тысячу раз.

— Где, кстати, мясо, Гораций? — вкрадчиво спросил Трэверс.

— Мясо... Мясо... — зельевар смущенно и виновато посмотрел на пустой горшочек. — Мясо там, где его уже ничто не потревожит, друг мой.

— Сэр... Это как минимум свинство... — Кантанкерус сделал как можно более угрожающее выражение лица.

— Поступок, не достойный представителя рода Слагхорнов, — укоризненно вздохнул Гектор, отложив салфетку.

— Комары отомстят вам, — Нотт обвел рукой воздух.

Гораций поспешил вернуть разговор в прошлое русло.

— Ах да, но вы ведь сказкой не ограничитесь? В чем же основная соль вашей задумки? Основное содержание, так сказать?

— Содержание? Теперь я охотно понимаю, почему англосаксы проиграли норманам, — изрек Гектор.

— Подозреваю, что они съели весь провиант еще до битвы при Гастингсе, — возмущенно вздохнул Нотт. — Что-нибудь там еще осталось, сэр? — спросил он Горация.

— Сэндвичи, — охотно ответил тот. — Свежайшие, заметьте. Ну и конечно, превосходные фруктовые десерты.

— Фруктовые? Так держать! — подбодрил его Трэверс. — Да-да, мы зря вас оговаривали, вы уже, оказывается, взялись за ум!

— Довольно, — устало махнул рукой Слагхорн. — Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мои гастрономические пристрастия.

— А вы привыкайте, дружище, — серьезно посмотрел Кантанкерус на друга. — Будушая миссис Трэверс не умеет, насколько я знаю, даже порезать хлеб. Так что питаться вам сэндвичами до скончания веков!

— Как будто ваша Луиза имеет привычку подменять домашних эльфов на кухне, — фыркнул Гектор.

— Ладно, — наконец отошел от смеха Слагхорн. — Что там еще написал в десятом веке Слизерин?

— Итак, начнем, — поклонился Гектор друзьям с видом концертмейстера. — "Записки Салазара Слизерина".

— Ах-ах, "Записки Слизерина", — Кантанкерус покачал головой с притворным возмущением. — Не стыдно, дружище? — широко улыбнулся он.

В тот же миг раздался крик. Трэверс и Нотт, достав изо ртов трубки, как по команде обернулись в сторону столика и едва сдержали улыбки. Слагхорн, похоже, наступил на небольшой едва заметный пенек и растянулся на песке.

— В науке это называется подделкой, — пробормотал Гораций с трудом поднимаясь из-под стола. Нотт, глядя на его муки, великодушно протянул протянул другу руку.

— Знаете, дружище, я хоть и не люблю магглов, но вам бы прописал настоящие магловские гантели, — сказал Нотт.

— Мерзость какая... — проворчал Слагхорн, опираясь на руку другу.

— И, сидя на коленях, приседать с гантелями: влево—вправо, влево-вправо... — помог ему встать на ноги Кантанкерус. — А то с таким животом вы скоро подниматься не сможете!

— Сердце не справится, — поддержал друга Гектор. — Гантели, может, и перебор, а вот сладкие напитки пейте как можно реже!

— Лучше смерть, чем такая жизнь, — печально ответил Гораций, глядя на буроватый песок. — Так что насчет подделки?

— Да... Подделкой... — поправил очки Трэверс. — Дальше будет идти фраза, — нерешительно поводил он рукой, — что данные записки были любезно предоставлены одним из чистокровных семейств, у которого хранятся фрагменты манускрипта.

— Подумают на Гонтов, — Гораций задумчиво посмотрел на крякву, чинно проплававшую по речной глади. — Еще отправят к ним комиссию...

— А Гонты вряд ли что им объяснят, — пыхнул Нотт. — Или наоборот заорут: "Да, да, есть! От Слизерина — точно есть!"

Все трое рассмеялась. Гектор, глядя в пергамент, невозмутимо продолжал.

— "Доподлинно известно, что способности к магии передается лишь по наследству. Наличие грязнокровок указывает лишь на тот на тот факт, что кто-то из магов... — да тут лучше сказать поцветистее..... вступил в связь с маглом, то есть совершил противное Воли Небес деяние....

— Хорошо сказано! — подтвердил Кантанкерус. Налетевший ветер стал легко трепать одиноко стоявшую березу, заставляя ее ветки биться друг о друга.

— ... Отсюда следует, что Волею Небес маги являются принципиально иными тварями, нежели маглы. Провидение, создавая Мир, породило отдельно магов и отдельно магглов, придав им лишь внешнее сходство с Ликом Божьим.

— Отменно... — покачал головой Гораций. — Словно в самом деле сам Слизерин писал!

— Из сего вытекает, что секреты истинной магии могут храниться лишь в старинных чистокровных семьях. Только они были и остаются способными порождать на свет великих волшебников. Маги же, вступающие в связи с маглокровками...

Он замолчал и пристально посмотрел в траву. Друзья, не понимая, что произошло, также посмотрели на нее. По острому камню, изрядно заросшему травой, важно полз слизень, то и дело выкарабкиваясь из щербинок.

— ... Подобны презренным слизням, не познавшим Волю Провидения и склизко ползающим по грязи! — провозгласил Трэверс, словно нашел важную мысль.

На этот раз Нотт уже не сдержался от хохота. Следом рассмеялся Гораций: чтобы остановить слезы ему пришлось воспользоваться платком. Их смехом заразился и Гектор, которому также пришлось снять очки.

— Ох, насмешили, дружище, — Нотт еще держался за грудь, явно чувствуя позывы к смеху.

— Десятый век... — многозначительно развел руками Гектор. Гораций снова не удержал смех и развернул платок.

— Да-да, десятый век... Совесть у вас есть, дружище? — укоризненно покачал головой Кантанкерус.

— Век, когда по мнению нашего друга Кэрроу, были только деревянные замки! — снова поднял палец Гектор. — В одном из таких и писал сам...

Он не договорил: приступ смеха заставил Гектора отступить к реке. Слагхорн уже не сдерживался и также отошел к стоявшему поодаль кусту боярышника.

— Итак, что же следует из всего, сказанного вами? — спросил Гораций, отдышавшись. — Резюмируйте, так сказать.

Гектор, потерев ботинком о ярко зеленую траву, снова углубился в пергамент.

— Поскольку чистокровность является наследственным даром Неба, любой представитель священного рода обязан блюсти ему верность. Невозможно допустить, дабы магглы — подлый и неспособный к магии люд — крали наши таланты, передавая их по наследству своему бездарному потомству. Писано третьего октября девятьсот сорок девятого года, — поправил Гектор очки.

— Какого-какого? — оживился Слагхорн.

— Вам бы фельетоны на досуге писать, дружище, — хохотнул Кантанкерус.

— Ладно— ладно... Дату уберем, — Гектор уже давно не чувствовал себя в таком ударе. Синевато-серое небо с бегущими облаками сливалось с лесом, который казался сейчас веселым улыбающимся зрителем.

— Для маггла нет высшего наслаждением, кроме как совокупиться с чистокровной ведьмой, — поднес пергамент к глазам Трэверс. — Представители волшебных семейств не должны допустить столь противных Воле Небес форм...

— Гораций никак красотку Эллу вспомнили? — хмыкнул Нотт. — Хороша ведь была, мерзавка, — улыбнулся он. — Я бы тут дал иллюстрацию — Элла Крейвуд на метле!

— Мы ведь не взяли Крейвудов в справочник, — Гектор постарался сделать как можно более серьезное лицо.

По реке побежала странная рябь, чем-то неумолимо напоминавшая осень. К лодочной станции пристала одинокая шлюпка, из которой вышел высокий парень и тотчас подал руку девушке. Лодку не встретил никто, и он сам прицепил веревку к кольцу. Ветер стал сильнее, заставив поежится Горация, словно недобрый волшебник внезапно решил вернуть сентябрь, вычеркнув теплые летние дни.

— Мне кажется, друзья, я вижу наше будущее, — закурил трубку Нотт. — Гектор без сомнения станет заместителем министра, а, возможно, и министром магии. Более достойного министра, признаться, трудно найти.

— Неужели сумасбродка Клементина станет первой леди? — вздохнул Слагхорн, но Кантанкерус остановил его рукой.

— Гораций станет директором Хогвартса, при котором Слизерин добьется положения первого колледжа, — продолжил он. — Лучших выпускников он будет отправлять прямиком к мистеру Трэверсу. И будь я проклят, если аппарат министерства не составят потомственные слизеринцы!

— Ну а вы, друг мой? — с интересом посмотрел на него Гектор.

— А я... — Кантанкерус потупился в бурый песок. — Я состарюсь вместе с любимой супругой и хорошими детьми. Ко мне будут приезжать сэр министр магии и сэр директор Хогвартса... Но имя Кантанкеруса Нотта, — лукаво улыбнулся он, — навсегда будет связано для потомков с историей чистой крови!

Внимание Горация привлек шум крыльев. Он поднял голову, прищурилсяи прижал ладонь ко лбу "козырьком". Вслед за ним тот же жест повторили Трэверс и Нотт. К ним стремительно приближалась большая птица, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении Страйки — почтовой совой Луизы.

— Ого! — засмеялся Слагхорн. — Кузина Луиза следит за вами! Она даже на отдыхе не оставляет вас в покое. И вы еще спрашиваете, почему я развелся.

Нотта кольнуло неприятное предчувствие. Луиза всегда уважала его право отдохнуть в мужской компании и не стала бы его беспокоить в такие минуты, если бы не случилось что-то действительно серьезное. Поэтому, отмахнувшись от шуток приятелей, он отвязал конверт, угостил сову кусочком сэндвича, спешно распечатал письмо и принялся читать.

— "Дорогой, возвращайся домой как можно скорее. Иллария связалась с мной по камину. Погиб её муж. Она в страшном состоянии, мне кажется, она теряет рассудок. Думаю, без твоей помощи нам не обойтись. Луиза".

— Пропал пикник... — растерянно вздохнул Гораций.

— Бедный Гектор, — поежился Трэверс. От одной мысли, что скоро предстоит идти на похороны, ему стало не по себе. — Неужели постарался отпрыск? Говорил же я им...

Нотт и Слагхорн переглянулись.

— Пожалуй... — с ужасом вздохнул Гораций. От страха его глаза стали неестественно большим. Гектор отбросил песок носком ботинка.

— Бедная Иллария, — вздохнул Нотт. — Если так, то что будет? Скандал в обществе, процесс, позор? И все из-за сумасбродного старшего сына. Ну что ж, Гектор. Встретимся после похорон и обсудим издание.

— Постойте, джентльмены... — Трэверс неуверенно поправил очки. — Я постараюсь хоть немного замять скандал в министерстве. — Обещать ничего не могу, но...

— Добейтесь закрытого процесса, если можно, — вздохнул Нотт.

* * *

Ликаон сидел в библиотеке, в кресле, глядя в пространство. Единственная свеча почти догорела, и летняя ночь за окном казалась светлее, чем сумрак, клубившийся по углам комнаты. Юношу настигла полная опустошенность, бессилие, он едва мог о чем-нибудь помыслить без того, чтобы не начать снова и снова прокручивать в голове события сегодняшнего дня. Сегодня Ликаон убил отца.

Нет, он ни на что так и не решился — обстоятельства решили за него. Утром отец, чем-то взбешенный, ворвался в его комнату и попытался наложить Круциатус. Сын отбил заклинание, отец послал другое, завязалась дуэль, и прежде, чем Ликаон успел опомниться, отец, отброшенный Импедиментой, ударился головой о книжные полки и рухнул на пол. Изо рта у него пошла пена, он захрипел. Сын бросился к двери, чтобы позвать на помощь, но прежде, чем открыть её, услышал, что хрип смолк. На негнущихся ногах Ликаон подошел к отцу. Тот был мертв.

Внутри что оборвалось, стало холодно до озноба — так, что зуб на зуб не попадал. Плохо соображая, что делает, Ликаон подошел к камину в гостиной и вызвал авроров. И едва он успел это сделать, вниз спустились мать и брат.

— Что случилось? В чем дело? — мать, видимо, ничего не слышала, но её напугало лицо старшего сына. Полидор изумлено вытаращился.

— Я убил его, — прохрипел Ликаон.

Мать вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью. Брат стал похож на заблудившегося теленка.

— Убил? Зачем? — глупо спросил он.

— Я авроров вызвал, — у Ликаона не было сил отвечать на вопрос брата, он и о самом необходимом едва мог сказать.

— Авроров? — мать отшатнулась. — Авроров? О Мерлин! Это же скандал… Скандал на весь свет! Арест, судебный процесс… Мы будем опозорены! Что ты натворил, негодяй!

Она упала в кресло и зарыдала. Полидор, присев рядом с матерью на одно колено, стал гладить её по рукам и шептать что-то успокоительное. Ликаон, играя пальцами по локтям, отошел к окну. Он бы даже не смог сказать, что сейчас видит, что слышит: в голове стоял совершенный туман, и только одно чувство зрело в сердце — отвращение к себе, да еще, быть может, смутный ужас от того, что отец полчаса назад был жив, а теперь, не подвижный, с заставшей злой гримасой, валяется на окровавленном полу. О обо всем, что осталось в прошлом, думать не хотелось.

Авроры прибыли довольно быстро. Главный среди них, плотный и энергичный человек средних лет, но с мальчишескими вихрами, представился Дональдом Поттером и попросил проводить всю группу к непосредственному месту трагедии. Иллария молчала, глядя огромными распахнутыми глазами, Полидор сжимал плечи матери и тоже не мог произнести ни звука. Ликаон сделал аврорам знак, чтобы они следовали за ним, попутно негромок рассказывая, как все случилось.

Переступив вновь порог своей комнаты, Ликаон невольно остановился, увидев труп отца, уже начинавший синеть. Мистер Поттер показал ему, в какому углу стоять, послал одного из авроров дежурить у двери, а сам аккуратно перевернул отца, осмотрел рану у него на голове, измерил лужу крови, осмотрел угол, о который отец ударился… Другие авроры едва за ним поспевали. Пару раз он отвлекался, приказав товарищам проверить палочки Ликаона и погибшего. Потом велел еще одному аврору обыскать юношу. Тот вывел его в соседнее помещение и приказал снять мантию и разуться. Ликаон подчинился.

— Обыскиваем, сэр, и магически, и по-маггловски, не взыщите, — исполнитель оказался словоохотливый. — Мистер Поттер индийские порядки завел. А там— там ухо востро надо держать, понимаю. Вот, помню, у нас…

Там, бормоча под нос, он сделал все, что требовалось, и вернулся с Ликаном к товарищам.

— Ну что? — обернулся к ним Поттер. Сейчас он казался еще более монументальным, особенно по сравнению с тощей фигурой отца, скорчившегося на полу.

— Чист, сэр!

— Я так и думал… — пробормотал Поттер под нос. — А вот три Круциатуса на палочке — это интересно…

Прищурившись, он бросил на Ликаона быстрый взгляд.

— Где работаете, молодой человек?

— В отеле обеспечения магического правопорядка, — пробормотал юноша. — Сейчас в отпуске.

— У Боба Огдена, значит, под началом? Славный малый, мне нравится… Да, видно, кабинетная у вас работенка, если я вас не запомнил. А невеста есть?

— Нет, — проронил Ликаон, все еще глядя на мертвое тело. Он почти не понимал, о чем его спрашивают.

— Вот и зря. Хотя бы любовницу заведите, пора начинать с женщиной жить ,а то так и останетесь… Хм. Мне все ясно. Спускаемся вниз. Дойл, печать не накладываешь.

— А труп? — спросил кто-то.

— Труп не забираем, остается здесь.

Ликаон, невольно вздрогнув, пошел вниз вместе с ними.

Мать и брат все еще были в гостиной. Иллария то прижимала платок к глазам, то нюхала соль. Полидор, смирно сложив руки, сидел за столом и испугано оглядывался. «Он ведь еще ребенок, — Ликаон с тоской поморщился. — Как они тут будут…»

— Значит, так, — Поттер встал посреди гостиной, расставив ноги, и скрестив руки на груди, точно капитан корабля, в сотый раз выходящий в море. — В ходе проведенного дознания мною установлено, что смерть вашего мужа, миссис Кэрроу, — результат несчастного случая. Тут и никаких коронеров маггловских не нужно. Так что оставляем вас наедине с вашим горем, простите великодушно.

— Что? — прошептала Иллария. — Несчастный случай? Но ведь он, — она кивнула на сына, — сказал, что убил.

— Впечатлительный у вас парень. Нет, нам больше нечего на вас отвлекаться. И вообще, вы что, давно с журналистами не общались? Могу прислать парочку, чтобы вы им объяснили, откуда у вашего покойного мужа на палочке три Круциатуса подряд. Только как вас потом примут в обществе, как это скажется на карьере ваших сыновей… Не знаю-не знаю. Идемте, ребята.

Авроры направились к двери. Ликаон задрожал с головы до ног: ему хотелось броситься следом, кричать, чтобы забрали его хоть в Азкабан, только не оставляли наедине рядом с телом человека, которого он убил — рядом с телом его отца. Но он молча опустился в кресло и потер виски. Мать и брат тоже вышли. Ликаон посидел еще немного, потом перешел в библиотеку. Он не замечал хода времени — а может, просто засыпал и просыпался вновь. Старая эльфийка Чесси, нянчившая его и Полидора, принесла ему чай с гренками. Он не притронулся.

«Как это могло случиться? И ведь я хотел этого, ругал себя, что не способен это сделать… И вот я сделал — и рад бы все отдать, чтобы можно было повернуть время, решить проблему иначе. Какая мерзость, мерзость…» Перед глазами была еще не запекшаяся кровь на полу, и парень чуть не кричал от того, что это — его рук дело.

А поздно вечером, когда уже почти догорела свеча, пришла мать.

— Я прошу тебя покинуть наш дом, — проговорила она тихо. — Мне страшно. Я боюсь ночевать рядом с убийцей. Я знаю, что ты ненавидел отца, и сомневаюсь, что ты непредумышленно сделал то, что сделал. Ты не понесешь наказания — мне в самом деле не нужен скандал. Ты должен прийти на похороны. Но матери и брата у тебя больше нет.

Ликаон нервно кивнул: происходящее казалось ему естественным. Он хотел попросить кого-нибудь из эльфов собрать ему вещи, но передумал и пошел в комнату сам.